Мила Бояджиева - Ядовитый цветок [= Маски любви]

Узнав о смерти Дика, Дастин возликовал. Теперь-то он понял, куда клонила Клер, помогая ему освободиться от Сандры. Она намекала о браке. Ну, что же — невеста с приданым — хороший шанс в его положении, и надо постараться не упустить его. А значит, молчать о собственном проигрыше. Не хватает еще, чтобы второй раз Мориса заподозрили в корысти. Нет, для всех, а тем более для Клер, он останется богачом. Сделав крюк, Дастин заехал в Даллас, чтобы завершить одно важное дело.

По прибытии в Лос-Анджелес, он тут же нанес визит Клер. Вдова, в элегантнейшем трауре, встречала его в подавленном состоянии. На ковре возле дивана валялась куча журналов со статьями о внезапной смерти Дика Уэлси и высказываниями его несчастной Клер Ривз.

— Ты действительно скорбишь о том, что потеряла мужа, или завещание «дурашки» не оправдало твоих ожиданий? — Поинтересовался Дастин, кивнув на интервью Клер. Он сильно загорел, бородка с усами придавали его внешности щеголеватость. Дастин рассчитывал, что будет выглядеть более солидно и мужественно, но темня полоска усов в сочетании со светлыми волосами казалась нарочито кокетливой.

В гостиной Клер горели многочисленные лампы под черными абажурами. Сейчас они как нельзя лучше шли к темному платью вдовы. Высоко закинув ногу на ногу, Клер сидела в глубоком кресле, обтянутом, как и вся мягкая мебель, сборчатой мягкой лайкой цвета слоновой кости. Горжетка из серебристой лисицы, небрежно наброшенная через левое плечо, свешивалась до полу, лаская её икры и лодыжки. Она закуривала уже вторую сигарету, хотя визит Дастина длился не более двадцати минут.

Он коротко рассказал о своих белградских впечатлениях, о том, что намерен, наконец, взяться за серьезную журналистскую работу, пожертвовав личной жизнью. Клер слушала, высоко вскинув крутые брови, и думая о том, как получше разыграть сложившуюся комбинацию. Дастин видел в ней богатую наследницу, и не стоило разочаровывать его. Узнай он об истинном положении дел, Клер оказалась бы в роли искательницы состоятельного мужа. Мужчин такие женщины пугают, тем более — «сладких мальчиков».

Но ей не терпелось отомстить Дастину за подсунутые Дику фотографии. В сущности, это он виноват в том, что Клер осталась ни с чем. Руки чесались закатить звонкую плюху этому самоуверенному хлыщу, заполучившему с её помощью колоссальное состояние. Но Клер сдержалась. «Я расскажу ему, что кроме долгов, имею лишь этот дом и небольшую сумму, достаточную лишь для маленьких дамских капризов. Но сделаю это, став женой Мориса, и составив подробный брачный контракт. На этот раз я не продешевлю. И преподнесу муженьку хорошенький подарок. — Решила она. — Что посеешь, то и пожнешь. Так-то, красавчик».

— Дик любил меня, многое прощал, что-то не замечал, но всегда был благодарен за счастье, которое я сумела подарить ему… Взгляни на это, подтянув повыше рукав черного платья, Клер продемонстрировала браслет со свадебной миниатюрой. — Эту вещицу «дурашка» преподнес мне за пять дней до смерти… Он так переживал, что портит моей болезнью мои именины… Ах, не многим дано любить так, как он.

Дастин с печальной улыбкой склонил голову. Русая прядь упала на лоб, скрывая хищный блеск его глаз.

Значит, Дик так и не решился взгреть жену за более чем легкомысленное поведение. Он пренебрег фотографиями, подаренными ему Морисом. Еще бы! Шестидесятипятилетний импотент не хотел лишаться горячей женщины. А может, Клер сумела оправдаться?

— Он, что, никогда так и не ревновал тебя, детка?

Клер вздохнула:

— Дик был просто святым. Он сжигал все пасквили, которые писали на меня «доброжелатели». И никогда не оскорбил меня подозрениями.

— Откровенно говоря, из меня не получился бы такой милый муж. — Дастин испытывающе посмотрел на вдову, но она не клюнула на его удочку. Отрешенность монахини светилась в бирюзовых глазах Клер.

— Таких, как Дик, больше нет и не будет. Он баловал меня постоянно и даже после смерти продолжает осыпать благами… Ах, я чертовски богата, Дастин… Ты-то как раз хорошо понимаешь меня. Это так тяжело!

— Детка, я не пойму, о чем ты печалишься! Совсем недавно ты смеялась над моими чувствами после гибели Сандры, а теперь, кажется, переигрываешь сама. К чему это заточение, трагические интервью, слезы — ведь игра сделана. Надо позаботиться о будущем.

Клер выпустила дым через нос, презрительно хмыкнув. — Неужели ты думаешь, что я подпущу к себе кого-нибудь из плейбоев, охотящихся за чужими миллионами? Увы… Приключения мне наскучили, а с подлинными чувствами нынче плоховато…

— Да ты сама не способна привязаться к мужчине по-настоящему. Вздохнул Дастин. — Слишком часто изображала это чувство перед камерами.

— Подлец. Ты все-таки бессердечный подлец, Дастин… — Клер отошла к окну, чтобы Дастину была хорошо видна её содрогающаяся от тихих рыданий спина. — Чего ради я рисковала жизнью на этом проклятом самолете? Тратила недели, чтобы завоевать доверие пугливой калеки, а потом… Потом я не сумела её пасти… Это была жуткая, непоправимая трагедия. Роковая случайность.

— Умница, детка, произносишь хороший текст. Можно подумать, что у тебя полон дом «жучков» или я — шеф криминального отдела полиции. — Дастин обнял плечи Клер. Обернув лисий мех вокруг её шеи, он притянул её к себе. — А ну, посмотри мне в глаза, сладкая девочка!

Всхлипнув, Клер подняла на него полные слез глаза.

— Я любила тебя, Дастин… Раньше я даже не думала об этом, владея тобой. Но безумства молодости прошли, оставив слабый аромат увядшего цветка…

«Аромат блевотины и наркоты», — подумал Дастин, отреагировав в стиле Генри Миллера, очередную цитату Клер. Но промолчал. Не отрывая глаз от зрачков Клер, Дастин впился в её губы и понял, что он на пороге победы.

Опустив ещё бурно дышащую от волнения женщину, он достал из внутреннего кармана сафьяновый чехол.

— Взгляни сюда, малышка.

Выложив на столешницу молочного нефрита стальной футляр, Дастин извлек из него сандаловую коробочку не больше яблока, испещренную иероглифами. Склонившись над ней, они стукнулись лбами. Щелкнул невидимый замок, и в лунке черного бархата засиял прозрачный, искусно ограненный камень.

— Это он. — Сказал Дастин со священным трепетом.

— Он?! — Присела Клер, не в силах отвести взгляда от легендарного «бриллианта-убийцы». Она не решалась притронуться к камню, спрятав за спину руки. — Но как ты решился носить его с собой? Ты подвергаешь себя смертельной опасности. Кто-нибудь знает, что бриллиант у тебя?

— Я только что изъял его из ячейки Маклинов-Керри в далласском банке, чтобы положить здесь в свой именной сейф. Но вместо того, чтобы направиться прямо в хранилище, я заехал к тебе. Мне хотелось, чтобы мы вместе взглянули на этот «сувенир». Кажется, мы заслужили его оба?

— Дастин, что ты хочешь сказать? — Клер мастерски разыграла недоумение, прекрасно сообразив, куда клонит любовник.

Он закрыл глаза ладонью и тяжело опустился в кресло.

— Наверно, не так надо делать предложение. Но мы знакомы не первый день. Ты — мое наваждение, Клер. Какая бы женщина не оказалась рядом со мной, мне захочется уничтожить её, чтобы вернуться к тебе.

— Милый! Великолепные слова! — Клер опустилась на колени у ног Дастина. — Это из какого фильма?

— Фильма?! Да я предлагаю тебе стать моей женой, детка!

У Амелии Гарсия, старшей медицинской сестры частной клиники «Тесса», выдался непростой день. Всего восемнадцать пациентов и почти столько же членов медицинского и обслуживающего персонала, а забот не меньше, чем в центральном госпитале Барселоны. Правда, жалованье у Амелии в три раза больше, чем она могла бы иметь на государственной службе. Но и работала она за троих. Хозяин «Тессы», профессор Грэм Салливен, пять лет назад прибыл из Америки, чтобы стать преемником дела своего учителя — замечательного хирурга-травматолога Винаро Фернандеса. Старик скончался в возрасте 92 лет, продолжая работать чуть ли не до последнего дня. Это был отчаянный и дерзкий человек, пришедший в хирургию с полей Первой мировой войны, где был полковым доктором, а затем начальником специального госпиталя в Валенсии.

Через несколько лет ему удалось приобрести уединенную виллу на острове Неиса и превратить её в клинику, предназначенную для состоятельных клиентов. Здесь ещё в тридцатые годы он начал делать операции, ставшие достоянием медицинской практики лишь двадцать лет спустя. Врожденные дефекты скелета и черепа были коньком Фернандеса, вписавшего яркую главу в историю хирургии.

Сменивший профессора Грэм Салливен предпочитал пластические операции, отбирая для своей клиники узкий круг пациентов со всего мира. Он брал колоссальные гонорары, но никто ещё не остался в претензии на работу Салливена. К тому же, далеко не все происходившее в клинике Салливена, могло стать достоянием общественности — в «Тессе» умели хранить профессиональные тайны. К себе и к своему персоналу хозяин клиники проявлял предельную требовательность. «Тесса» могла бы похвастаться образцовым порядком в ведении дел, новейшим оборудованием, стерильной чистотой всех помещений и высокой квалификацией медицинского персонала.